Смысл ночи - Страница 89

— Литературная слава бежит впереди него, — ответил я. — Кто же не упивался восхитительной «Итакой»?

— Вы потешаетесь над моим знаменитым соседом, мистер Глэпторн?

Как ни старался, я не мог найти в выражении лица мисс Картерет ничего, что подтверждало бы, что мы с ней сходимся в оценке литературного дарования Ф. Рейнсфорда Даунта.

— Вовсе нет. Быть поэтом поистине замечательно, и остается только позавидовать человеку, способному сочинять столь длинные поэмы.

— Теперь ясно: вы над ним издеваетесь.

Она посмотрела мне прямо в глаза, а потом рассмеялась — звонким заливистым смехом, который моментально передался и мне. Прилив веселости превратил мисс Картерет в совсем уже бесподобную красавицу, и с минуту мы безудержно хохотали самым ребяческим образом. Наконец она предприняла попытку успокоиться: немного отвернулась и сделала вид, будто смахивает с ближайшего стола лепестки, осыпавшиеся с букета.

— Должна вам сказать, мистер Глэпторн, что мы с мистером Даунтом выросли вместе и что с вашей стороны очень жестоко глумиться над литературными творениями моего товарища по играм.

— О, я над ними вовсе не глумлюсь, мисс Картерет, — возразил я. — Я их вообще не удостаиваю внимания.

Уже совладав с собой, она поворотилась ко мне и протянула руку.

— Что ж, мистер Глэпторн, возможно, в конце концов мы с вами станем друзьями. Не знаю, как вам удалось рассмешить меня в столь скорбный час, но я рада, что вы это сделали. Однако предупреждаю: не стоит недооценивать мистера Даунта. Он человек во многих отношениях незаурядный — и очень похож на вас.

— На меня? Чем же?

— Во-первых, он исполнен решимости добиться успеха в жизни — как и вы, насколько поняла из нашего короткого знакомства. Во-вторых, мне кажется, враг из него получился бы очень опасный — как и из вас.

— В таком случае мне придется держать при себе свое мнение о его литературном творчестве. Негоже восстанавливать против себя столь опасного человека.

Уже в следующий момент я пожалел о своем ироничном тоне, ибо улыбка разом исчезла с лица мисс Картерет.

— В общем, я вас предостерегла, — серьезно произнесла она. — Я хорошо знаю мистера Даунта — лучше всякого иного, полагаю, — и повторяю вам: с такими людьми шутки плохи. Впрочем, возможно, вы знакомы не только с сочинениями сего господина, но и с ним самим?

Разумеется, я солгал: сказал, что еще не имел удовольствия свести с ним личное знакомство, но надеюсь исправить это упущение при первом же удобном случае.

Мисс Картерет подошла к окну и подняла штору.

— Какое чудесное утро, — промолвила она. — Не прогуляться ли нам?

И мы прогулялись, сделали несколько кругов по саду — поначалу мы оба молчали, но немного погодя, отвечая на мои вопросы, мисс Картерет начала рассказывать о своем детстве в Эвенвуде: как однажды она заблудилась в огромном здании и испугалась, что потерялась навсегда; а потом, с моей ненавязчивой подсказки, она поведала о страшном дне гибели своей сестры, который и поныне помнит во всех душераздирающих подробностях, хотя ей было всего четыре годика, когда маленькую утопленницу принесли во вдовий особняк. Моя спутница вновь умолкла — несомненно, мучительные воспоминания о той утрате усугубили чувство горя, вызванное жестоким убийством любимого отца. Чтобы переменить тему, я принялся расспрашивать про ее житье-бытье за границей и поинтересовался, понравился ли ей Париж. А когда она сказала, что обожает французский язык, я тотчас предложил разговаривать на французском, что мы и делали, покуда я, изрядно обескураженный беглостью ее речи, не запнулся на каком-то слове — а моя очаровательная собеседница рассмеялась над моим смущением.

— Вижу, вы не привыкли, чтобы над вами смеялись, мистер Глэпторн. Полагаю, очень и очень немногие люди превосходят вас в каких-либо отношениях, а когда такое случается, вы принимаете это очень близко к сердцу. Разве не так?

Я согласился, что в целом она права, но добавил, что в части устного французского я смиренно признаю полное ее превосходство и даже рад (здесь я ничуть не лукавил) подвергаться насмешкам. Наконец, после нескольких кругов по саду, мы присели отдохнуть на каменную скамейку и пару минут молчали, подставив лица теплым лучам осеннего солнца.

Повернувшись к мисс Картерет с намерением сказать что-то, я увидел, что глаза у нее закрыты. О, как изысканно прекрасна была она в тот момент! Очки она оставила дома, и бледное лицо в обрамлении угольно-черных волос, озаренное ясным октябрьским солнцем, словно источало неземное, сверхъестественное сияние. Она сидела совершенно неподвижно, слегка запрокинув голову, чуть приоткрыв губы. Пленительнейшее зрелище! Я пожалел, что со мной нет фотокамеры, чтобы увековечить его.

Потом мисс Картерет открыла глаза и посмотрела прямо на меня.

— Ваше дело с моим отцом. Вы вправе сказать, в чем оно заключается?

— Боюсь, это не подлежит разглашению.

— Вы мне не доверяете? — осведомилась она. Взгляд ее стал холоден, в голосе появились холодные нотки.

Не найдя подходящего ответа, я уклончиво сказал:

— Мисс Картерет, речь идет не о моем доверии к вам, а о доверии моего работодателя ко мне.

Она на мгновение задумалась, потом встала, загородив мне солнце.

— В таком случае говорить больше не о чем. Я уже начала надеяться, что мы с вами станем друзьями, но без доверия…

— Уверяю вас, мисс Картерет… — начал я, но она вскинула ладонь, останавливая меня, и резко произнесла, делая упор на каждом слове: