— Джон Брайн?
— Ну да, — ответил он подозрительным тоном, подымаясь на ноги и расправляя плечи.
— В таком случае мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, касающихся нападения на мистера Картерета. Меня зовут…
— Я знаю ваше имя, мистер Глэпторн. Нас предупредили о вашем приезде. Но я не возьму в толк, почему вы находите уместным допрашивать меня. Я уже рассказал лорду Тансору все, что знаю, и простите великодушно, сэр, но мне кажется, его светлости не понравилось бы, если бы я повторил все постороннему человеку. Надеюсь, вы меня понимаете, сэр. А теперь — извините.
С этими словами он вернулся к своей работе. Но разве допустил бы я, чтобы ничтожный тип вроде него так легко от меня отделался?
— Минуточку, Брайн. Вам надлежит знать, что я остаюсь здесь на день-другой с позволения мисс Картерет. По роду своей профессиональной деятельности и по причинам, объяснять которые не вижу надобности, я должен выяснить все обстоятельства, связанные с трагедией. Вы премного обяжете меня, мистер Брайн, если все же найдете возможным поведать мне своими словами о том, как вы нашли мистера Картерета. Мне не хотелось бы полагаться на сплетни и слухи, искажающие или напрочь извращающие правду, которую, уверен, я сейчас услышу из ваших уст.
Брайн несколько мгновений пристально смотрел на меня, пытаясь, несомненно, оценить искренность моей маленькой речи. Затем он, похоже, несколько смягчился, кивком пригласил сесть на старый стул с овальной спинкой и принялся рассказывать свою историю.
В целом она совпадала с рассказом Мэри. Брайн находился в усадьбе, когда в конный двор вбежал один из сыновей садовника и сообщил, что видел в парке вороную кобылицу мистера Картерета, но без седока. Брайн и два конюха тотчас вскочили в седло и выехали на поиски секретаря — конюхи направились к Южным воротам, а Брайн свернул к лесу.
Он нашел мистера Картерета лежащим ниц среди деревьев чуть в стороне от тропы, рядом с западными воротами.
— Как по-вашему, он лежал там, где на него напали? — спросил я.
— Нет, вряд ли. Прямо перед воротами тропа делает крутой поворот. Скорее всего, грабители поджидали его сразу за поворотом, укрывшись за деревьями у обочины. Когда он их увидел, было уже слишком поздно. Думаю, когда мистер Картерет выпал из седла, они прогнали лошадь, а потом отволокли беднягу за деревья — там осталась полоса примятой травы. Он еще дышал, когда я его нашел, но был в глубоком беспамятстве.
— А сумка?
— Сумка?
— Сумка, что висела у него на груди.
— Не было никакой сумки.
Я спросил, куда они отвезли мистера Картерета.
— Уильям Хант воротился к усадьбе, и оттуда немедленно снарядили повозку. На ней-то мы и привезли его.
— Не сюда, а в усадьбу?
— Ну да. По распоряжению лорда Тансора. Он сказал, что мистеру Картерету необходим полный покой, покуда доктор Вайс не приедет из Питерборо. За ним тотчас же послали Роберта Тиндалла.
— Который тогда был час?
— Около восьми.
— Но мистер Картерет скончался до прибытия врача?
— Да, где-то в половине девятого. С ним была мисс Картерет, а также лорд и леди Тансор.
Я протянул Брайну руку, и он после минутного колебания пожал ее. Я твердо решил сделать малого своим союзником, даром что он казался туповатым и угрюмым.
— Спасибо, Брайн. Премного вам признателен. Ах да, Брайн, — напоследок спохватился я, — а где сейчас находится тело мистера Картерета?
— В часовне в усадьбе. Лорд Тансор посчитал, что так оно будет лучше.
Я кивнул:
— Ну разумеется. Еще раз спасибо, Брайн. Да, кстати, не могли бы вы позаботиться о том, чтобы это доставили в Питерборо к полуденному почтовому поезду? — Я вручил парню второе свое письмо к мистеру Тредголду с подробным отчетом об обстоятельствах смертельного нападения на мистера Картерета. — Вам понадобятся деньги, — добавил я, доставая несколько монет. — Думаю, этого будет достаточно.
Он не промолвил ни слова, но просто кивнул, принимая деньги.
Я вернулся в сад, а потом пересек лужайку, направляясь к сторожевому дому. Выйдя на дорожку, я заметил под ногами какой-то маленький темный предмет и наклонился, дабы разглядеть получше. Это оказался окурок сигары, достаточно длинный, чтобы я — теперь уже знаток в таких вещах — опознал в нем одну из лучших гаванских марок: «Антонио Аллонес», ни больше ни меньше. Возлюбленный мисс Картерет весьма разборчив в своих вкусах. Я бросил окурок на землю и зашагал дальше.
Немного не доходя до вершины длинного склона, откуда открывался вид на усадьбу, я остановился и повернулся кругом. Прямо внизу я увидел башенки сторожевого дома, чуть правее — рощу и едва проглядывающий сквозь деревья вдовий особняк. Еще правее тянулась каменная стена парка, а за ней виднелись крыша пастората и шпиль церкви Святого Михаила и Всех Ангелов. Потоки чистого утреннего света безудержно растекались над далекой лентой реки; на возвышенной местности к западу простирался безмолвный сумеречный лес, за которым находились Молей и Истон.
Я повернулся и направился дальше вверх по склону. Дорога здесь делает плавный изгиб — вдоль широкой дуги поворота насажены ряды дубов, — а потом выпрямляется и спускается к горбатому мосту через Эвенбрук, извилисто протекающий по парку в восточном направлении. Я вышел на открытое пространство и остановился.
Внизу раскидывалась усадьба, чье волшебное великолепие в туманном свете октябрьского утра пленяло воображение даже сильнее, чем мне запомнилось по первому моему визиту в Эвенвуд в разгаре лета. Я спустился по склону, прошел через мост и вскоре оказался во внутреннем дворе. Я стоял перед парадной дверью усадьбы; изящные дорические колонны — по две с каждой стороны от входа — подпирали фронтон с гербом Тансоров и надписью: «Все, что прекрасно, Времени неподвластно. Год 1560». Чуть поодаль, справа и слева от меня взмывали к светлеющему небу две из многих увенчанных куполами башен, которыми славился Эвенвуд. За одной из них я приметил арочный проход, ведущий в соседний мощенный булыжником двор.