На почетном месте во главе стола сидели премьер-министр и лорд Тансор, занятые своим отдельным тихим разговором. Лорд Абердинский выглядел усталым и подавленным — несомненно, Крымская кампания отнимала у него много душевных и физических сил, — и я несколько раз заметил, как лорд Тансор успокаивающе кладет ладонь на его рукав. Вокруг них плавно текла общая беседа, голоса и смех за столом сопровождались звоном хрустальных бокалов и позвякиванием изящнейших золотых приборов по севрским тарелкам.
К настоящему моменту с супом и рыбой уже давно покончили, как и со всеми entrées и жаркими блюдами. Теперь сладкое и мороженое убрали со стола, освобождая место для шести огромных многоярусных ваз с сушеными фруктами, орехами, пирожными и бисквитным печеньем. Лорд Тансор встал, с бокалом в руке, и гости начали постепенно умолкать.
— Милорды, леди и джентльмены, — начал он звучным баритоном, мгновенно завладевая вниманием всех присутствующих. — Я хочу провозгласить тост. За мистера Феба Даунта, которого я имею радость назвать своим сыном и наследником, и за его будущую жену мисс Эмили Картерет.
Гости подняли вновь наполненные бокалы и выпили за счастливую чету под громкие аплодисменты и одобрительные возгласы. Потом маленький военный оркестр, сидевший на галерее в дальнем конце залы, заиграл «Вот идет он, герой-победитель». Когда замерли последние ноты, сам наследник разразился льстивой почтительной речью: сначала многословно выразил благодарность его светлости за щедрость и великодушие, а потом — ну надо же! — без малейшего стыда прочитал длиннющий кусок из своей собственной поэмы, воспевающей великих людей. За ним слово взял лорд Коттерсток — с трудом поднявшись на ноги с помощью своего сына, он поблагодарил лорда Тансора, от себя лично и от лица всех именитых гостей, за беспримерное радушие и поздравил с назначением на пост полномочного представителя, «каковая должность, — заметил он, обводя присутствующих таким суровым взглядом, словно кто-то собирался возразить ему, — нечасто доставалась человеку столь блистательных достоинств».
Все это время мисс Картерет сидела с тихой улыбкой на устах, обращая лицо то к своему знатному родственнику, то к своему возлюбленному, — с улыбкой, выражавшей не хвастливое довольство своей участью, а задумчивое умиротворение человека, после тяжелых жизненных потрясений обретшего наконец покой в безопасной гавани. Я весь вечер наблюдал за ней, жадно ловил глазами каждое движение, каждый жест, восхищался ее веселостью и непринужденной уверенностью, мучительно упивался ее красотой. Никогда еще она не была так прекрасна! Увлекшись созерцанием мисс Картерет, я не сразу заметил, что Даунт вышел из-за стола и что-то говорит лорду Тансору. Потом он двинулся к выходу, по пути приветственно кивая гостям, пожимая руки и изредка останавливаясь, чтобы принять поздравления какого-нибудь доброжелателя. Мой враг приблизился к двери, и я почтительно наклонил голову, когда он проходил мимо.
— Вам нездоровится, сэр? — услышал я голос Крэншоу. — Вы выглядите бледным.
— Боюсь, у меня мигрень разыгралась. Выйду подышать свежим воздухом.
— Прекрасно, сэр.
Дрожа от предвкушения, я воспользовался представившимся случаем. Как только Крэншоу вошел в обеденную залу, я незаметно выскользнул прочь и успел увидеть фигуру Даунта, исчезающую за дверью в глубине вестибюля. С бешено колотящимся сердцем я спустился в служебный этаж и быстро прошел в комнату, где висел мой костюм. По коридору сновали взад-вперед слуги, там стояли оглушительный шум и гам. Я молниеносно выхватил нож из кармана своего сюртука и прошел к застекленной двери в конце коридора — за ней я увидел ступени, ведущие вверх вдоль стены освещенной оранжереи. Я осторожно открыл дверь и вышел на морозный ночной воздух. Выйдет ли он? Настал ли момент?
Снегопад кончился, но редкие снежные хлопья все еще сыпались с непроглядно-черного неба. Прямо над моей головой скрипнула отворенная дверь, и я почуял запах сигары. Он здесь. Мой враг здесь.
Темная фигура спустилась по ступеням из оранжереи. Внизу Даунт остановился и посмотрел в небо; потом он медленно вышел за границу света от фонарей, в снежный мрак. Я подождал, когда он отойдет на шесть-семь футов от лестницы, и только потом покинул затененное укрытие, откуда наблюдал за ним.
Я с изумлением осознал, что совершенно спокоен — так безмятежно спокоен, будто созерцаю некий божественно прекрасный пейзаж, отрадный для души. Все страхи, все опасения, все смятения и сомнения исчезли. Я не видел ничего, кроме этой одинокой фигуры из плоти, крови и костей. В мире вдруг воцарилось безмолвие, словно сам Великий Левиафан затаил дыхание.
На свежем снегу отпечатались следы Даунта. Я шел за ним, аккуратно ставя ноги след в след и считая шаги: раз-два-три-четыре-пять-шесть… Потом я окликнул его.
— Сэр! Мистер Даунт, сэр!
Он обернулся.
— Что тебе?
— Сообщение от лорда Тансора, сэр.
Он подошел ко мне — десять шагов.
— Ну?
Мы стояли лицом к лицу — а он по-прежнему не узнавал меня! Ни проблеска узнавания в глазах. Еще секундочку, дорогой Феб. Еще секундочку — и ты меня узнаешь.
Моя правая рука скользнула в карман, пальцы сомкнулись на рукояти свежезаточенного ножа, которым прежде резали мясо в таверне «Веллингтон». Кончик сигары ярко разгорался при каждой затяжке, и дым от нее вился тонкой струйкой к холодному небу.
— Что стоишь столбом, тупица? Давай, что там у тебя?